Соединенные Штаты опасаются возвращения многополярного мира, пишет профессор международных отношений Гарвардского университета Стивен Уолт. В статье Foreign Policy он отмечает, что многие страны постепенно становятся самостоятельными и сильными державами.
Стивен Уолт (Stephen Walt)
Администрация Байдена все еще добивается продления жизни однополярного мирового порядка, которого больше не существует.
После того, как Соединенные Штаты вышли из мрака холодной войны в приятное для них сияние так называемого «однополярного момента», самые разные ученые, эксперты и мировые лидеры начали предсказывать, жаждать или активно искать возвращения к многополярному миру. Совершенно неудивительно, например, что лидеры России и Китая уже давно выражают стремление к более многополярному порядку, как и лидеры таких быстрорастущих держав, как Индия или Бразилия. Что еще более интересно, то же самое произошло и с важными союзниками США. Бывший канцлер Германии Герхард Шредер предупреждал о неоспоримой опасности «однополярности» США, а бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин однажды заявил, что «вся внешняя политика Франции… направлена на то, чтобы завтрашний мир состоял из нескольких полюсов, а не только из одного». Поддержка нынешним президентом Франции Эммануэлем Макроном концепции европейского единства и стратегической автономии свидетельствует о том же курсе.
Но как вам вот такой сюрприз: лидеры США не согласны с этим? Они предпочитают большие возможности и приятный глазу прежний статус Америки, которые основываются на том, что Соединенные Штаты являются незаменимой силой. Поэтому Вашингтон и не желает отказываться от позиции неоспоримого первенства в мире. Еще в 1991 году администрация Джорджа Буша-старшего подготовила оборонительную Концепцию, призывающую к активным усилиям по предотвращению появления равных Соединенным Штатам конкурентов в любой точке мира. В различных вариантах Стратегии национальной безопасности, выпущенных республиканцами и демократами в последующие годы, превозносится необходимость сохранения первенства США, даже когда они признают возвращение соперничества великих держав. Многие видные американские ученые тоже высказывались в том плане, что превосходство США «необходимо для будущего свободы» и хорошо как для Соединенных Штатов, так и для всего мира. Я сам внес свой вклад в эту точку зрения, написав в 2005 году, что «главная цель большой стратегии США должна состоять в том, чтобы как можно дольше сохранять свое первенство». (Однако мой совет о том, как достичь этой цели, был проигнорирован.)
Хотя администрация Байдена и признает, что сегодня мы вернулись в мир нескольких великих держав, она, похоже, испытывает ностальгию по тому короткому историческому мигу, когда Соединенные Штаты не сталкивались на мировой арене с равными соперниками. Отсюда ее решительное подтверждение того, что миру необходимо «лидерство США», желание нанести военное поражение России, которое сделает ее слишком слабой, чтобы создавать проблемы международному сообществу в будущем, и усилия по сдерживанию подъема Китая путем ограничения доступа Пекина к важнейшим технологиям при одновременном активном развитии полупроводниковой промышленности США.
Даже если эти усилия увенчаются успехом (хотя никакой гарантии, что они увенчаются успехом, и не существует), восстановление однополярности миропорядка, скорее всего, невозможно. В конечном счете мы придем к 1) биполярному миру (с США и Китаем в качестве двух полюсов) или 2) некоей «ограниченной» версии многополярности, где Соединенные Штаты будут оставаться первыми среди множества неравноценных им, но все же значительных крупных держав (Китай, Россия, Индия, возможно, Бразилия, а также перевооруженные Япония и Германия).
Что это был бы за мир? Теоретики внешней политики расходятся во мнениях по этому вопросу. Классические реалисты, такие как Ганс Моргентау, считают, что многополярные системы менее опасны с точки зрения войны, потому что многие государства могут перестраивать свои порядки, чтобы сдерживать опасных агрессоров и не допускать возникновения войн. Для них гибкость таких порядков представляется достоинством. «Структурные реалисты», такие как Кеннет Вальц или Джон Миршаймер, думают по-другому. Они полагают, что на самом деле более стабильны биполярные системы, потому в них что снижается опасность просчета. Две главные мировые державы осознают, что другая будет автоматически противодействовать любой серьезной попытке изменить статус-кво. Более того, две основные державы не так зависят от поддержки союзников и могут при необходимости держать под контролем своих клиентов. Для структурных реалистов гибкость, присущая многополярному порядку, создает большую неопределенность и делает более вероятным, что какие-то ревизионистская силы могут подумать, будто они могут изменить мировой статус-кво, прежде чем другие смогут объединиться, чтобы остановить их.
Если будущий мировой порядок будет «ограниченно» многополярным, и если такой порядок более опасен с точки зрения войны, то он несет с собой некоторые основания для беспокойства. Но многополярность может быть не так уж плоха для Соединенных Штатов, если они осознают ее последствия и соответствующим образом корректируют свою внешнюю политику.
Для начала давайте признаем, что однополярность на самом деле была не так уж хороша для Соединенных Штатов, и особенно для тех стран-неудачниц, которые привлекли к себе внимание США в последние десятилетия. Однополярная эра включала в себя террористические атаки 11 сентября, две дорогостоящие и в конечном итоге безуспешные войны США в Ираке и Афганистане, некоторые опрометчивые смены режимов, которые привели к несостоятельности целого ряда государств, финансовый кризис, резко изменивший внутреннюю политику США, и появление все более амбициозного Китая, возвышению которого отчасти способствовали собственные действия Соединенных Штатов. Но США мало чему научились на этом опыте, учитывая то, что они все еще прислушиваются к «гениям-стратегам», чьи действия свели на нет триумф Вашингтона в холодной войне и ускорили конец однополярности. Единственным ограничителем действий однополярной державы является ее собственная способность к самоограничению. А последнее— это как раз то в чем такая нация-крестоносец, как Соединенные Штаты, не очень сильна.
Возвращение многополярности воссоздаст мир, в котором Евразия будет состоять из нескольких крупных держав разной силы. Эти государства, вероятно, будут настороженно смотреть друг на друга, особенно когда они находятся в непосредственной близости. Эта ситуация даст Соединенным Штатам значительную свободу маневра в выстраивании своих позиций в соответствии с необходимостью, как это было, когда они вступили в союз со сталинской Россией во Второй мировой войне и когда они наладили отношения с маоистским Китаем во время холодной войны. Способность выбирать подходящих союзников — это важный секретный ингредиент прошлых внешнеполитических успехов Соединенных Штатов. Их положение единственной великой державы в Западном полушарии давало им «бесплатную безопасность», которой не обладала ни одна другая великая держава. И это же положение делало США особенно желанным союзником всякий раз, когда в мире возникали серьезные проблемы. Как я писал еще в 1980-х годах: «Для средних держав Европы и Азии Соединенные Штаты являются идеальным союзником. Их мощь гарантирует, что их голос будет услышан, а действия будут ощутимыми… и в то же время Америка находится достаточно далеко, чтобы не представлять значительной угрозы для своих союзников».
