Царившее в пост-советскую эпоху пристрастие людей к водке давно сменилось другими увлечениями вроде тренажерных залов, пишет Spectator. Однако английский автор статьи до сих пор с ностальгией вспоминает свой "вкус< 90-х".
Одним из преимуществ (причем весьма опасных) посещения бывшего СССР в 1990-е была дешевизна водки. Я привык платить за нее по лондонской цене, но в Эстонии, где я прожил два года, можно было найти подпольные бары, в которых за 40 пенсов вам приносили щедрую порцию — ее хватало на вечер, чтобы напиться.
Большинству людей алкоголь нужен был исключительно ради того, чтобы утешиться и забыться, и водка была идеальным вариантом. В отличие от виски и бренди, потягивая которые можно восхищаться «ванильным оттенком», «привкусом сливочной тянучки» и «древесными нотами», водка просто сильно пьянит — ни больше, ни меньше. И в барах ее подавали соответствующим образом, в мерном стаканчике.
Правила употребления водки были просты. Одним из них была закуска: маринованные огурцы, бутербродики или сушеная рыба, которую любили местные жители, а я не переваривал. Обязательным атрибутом выступал кусочек черного хлеба — если перестаешь чувствовать его водой, чтобы промыть почки. никто не пил прямо из бутылки. Журналист Виталий Витальев говорил, что пить водку без стакана — настоящее варварство, какое не может себе представить ни один цивилизованный человек, и на его памяти по этой причине отменилось не одно гулянье.
Казалось, что в 90-е водку пил весь народ бывшего СССР: литература и алкоголь были русскими религиями-близнецами (равно как и эстонскими, польскими и, смею сказать, кавказскими). Если их удавалось объединить, тем лучше. Помню один долгий насыщенный вечер в Казани, когда мы с двумя респектабельными женщинами-учеными средних лет обсуждали Достоевского, Пастернака, Айрис Мердок и Джозефа Хеллера за рюмкой водки «Московская», пока не утратили дар членораздельной речи и способность крепко стоять на ногах. В советское время водку часто продавали в таре с одноразовыми крышками — считалось, что раз купив водку, нужно выпить ее в один присест.
Водка часто фигурирует и в русской литературе. Писательница Татьяна Толстая призывала, например, занюхивать рукавом, если к выпивке вдруг не окажется хлеба. Новичкам, не знающим, как распить бутылку, скажем, на троих, она советовала считать «бульки»: в поллитровой бутылке их двадцать один, в стакане — семь. «Так было и будет всегда». А Витальев интригующе добавлял, что на дне всякой пустой бутылки остается еще восемнадцать капель — не шестнадцать, не девятнадцать, а именно восемнадцать. Он призывал убедиться в этом самим, объясняя феномен неким загадочным законом физики.
По прибытии в эту часть света я сильно влюбился в водку — прежде чем понять, что все мы слишком дорого платим за свою страсть, — и в каждой поездке меня неизменно сопровождала бутылочка. В обществе это было признаком того, что ты хороший человек, хоть и иностранец, да и отказ выпить звучал нечасто. Помню суетливого бизнесмена, будто сошедшего со страниц произведений Гоголя, который подсел к нам по пути в Петербург. Когда я предложил ему немного перцовки «Смирнов», он презрительно покосился на меня и ответил: «Разумеется, не буду!» Через несколько минут он опрокинул больше остальных вместе взятых и многозначительно придвинул стакан для добавки.
Поезда и сегодня остаются в России местом возлияний. По моему опыту, в вагонах-ресторанах часто работают полуалкоголики, чьи стандарты обслуживания резко падают по ходу поездки. В 1997 году на маршруте Таллинн-Варшава официантка вагона-ресторана так напилась, что пришлось укладывать ее прямо на банкетку, и вскоре она уже мирно похрапывала, сжимая в пухлой руке видавшую виды сушеную скумбрию.
