Приток российских мигрантов вызывает тревогу в Литве, пишет The New York Times. Местные не рады распространению русского языка и нежеланию приезжих интегрироваться. Литовцы саркастически называют этих россиян «белой гвардией» и видят в них угрозу.
Анатолий Курманаев (Anatoly Kurmanaev), Алина Лобзина (Alina Lobzina), Томас Дапкус (Tomas Dapkus)
После смерти лидера российской оппозиции Алексея Навального в прошлом месяце мемориал в центре литовской столицы Вильнюса укрыла груда цветов.
Импровизированная дань уважения при скромном памятнике — пирамиде, посвященной жертвам советских репрессий, — подчеркнула новый статус Вильнюса как центра российской политической оппозиции. Сотни диссидентов, бежавших после начала спецоперации на Украине, обрели в своей борьбе против президента Путина сочувствующего союзника: правительство Литвы уже давно видит в иностранном вмешательстве российского лидера экзистенциальную угрозу.
В Вильнюсе российские журналисты в изгнании создали студии для трансляции миллионам оставшихся на родине соотечественников новостей в YouTube. Российские активисты арендовали офисы для документирования и систематизации «нарушений прав человека» со стороны Кремля, а опальные российские музыканты записывают новые альбомы для домашней публики.
Приток в Вильнюс российских диссидентов упрочил волну русскоязычных беженцев и мигрантов из Белоруссии и с Украины за последние четыре года. Спасаясь от боевых действий и репрессий, новоприбывшие изменили экономику и культурный облик этого неторопливого средневекового города с населением в 600 000 человек, укрепив неожиданный имидж Литвы как бастиона демократии.
Но дань уважения Навальному также символизирует собой непростые отношения между ширящейся русскоязычной диаспорой Вильнюса и принимающей стороной. Некоторые литовцы встревожены тем, что за экономические и дипломатические выгоды от этой волны миграции приходится расплачиваться русификацией маленькой страны, которая с большим трудом отстояла свой язык и культуру во время советской оккупации.
Мемориал, куда скорбящие по Навальному возлагали цветы, вообще-то посвящен литовским жертвам советской тайной полиции. Оппозиционеры видят в этом некий символизм, потому что винят в смерти своего лидера Путина, бывшего сотрудника КГБ.
Однако для некоторых вильнюсцев данный жест — посягательство на память о страданиях их соотечественников при Советском Союзе. В советское время до 200 000 литовцев были депортированы в ГУЛАГ или казнены за вооруженное восстание против оккупантов.
“Русский язык снова повсюду, — сказал лингвист Вильнюсского университета и бывший министр культуры Дарюс Куолис. — Для некоторых литовцев это стало культурным шоком”.
Куолис считает, что конфликт на Украине вынудил литовское общество искать баланс между давней традицией толерантности и сохранением культуры. В пример Куолис привел раннее суверенное Традиция и сравнительная малочисленность местного русского меньшинства смягчали подход Литвы к грозному соседу. Более крупные общины этнических русских в других странах Прибалтики, Латвии и Эстонии, напротив того, после обретения независимости столкнулись с националистической расплатой: Рига и Таллин заняли более решительную позицию против России и ее граждан и ужесточили миграционную политику.
С началом украинского конфликта Литва вслед за прибалтийскими соседями закрыла границы для большинства россиян, но при этом продолжает выдавать гуманитарные визы россиянам с демократическими заслугами. Эта избирательная Политика создала в Вильнюсе целое землячество высокообразованных, политически активных и зачастую состоятельных российских граждан, которые уже оказали огромное влияние на город.
Так, независимое новостное издание 7×7 открыло в Вильнюсе студию звукозаписи, чтобы транслировать соотечественникам новости в YouTube, собранные обширной сетью сотрудников в не охваченных вниманием регионах. Запрещенная в России правозащитная организация “Мемориал”* арендует в литовской столице помещения и пополняет списки российских политзаключенных.
Члены движения в защиту прав избирателей “Голос”* анализируют в Вильнюсе с помощью искусственного интеллекта видеозаписи с российских избирательных участков, чтобы задокументировать случаи фальсификации на подконтрольных выборах.
В Вильнюсе обосновалась и опальная российская поп-звезда Лиза Гырдымова, она же Монеточка**. Там она растит детей и записывает новые песни в перерывах между гастролями для российской диаспоры.
По признанию самих изгнанников, они создали миниатюрную версию демократической России среди барочных и готических зданий старого Вильнюса.
“Вот как могла бы выглядеть Россия без Путина”, — сказала Анастасия Шевченко, оппозиционная активистка из Ростова-на-Дону, приехавшая в Вильнюс после двух лет домашнего ареста.
Однако над общиной русских эмигрантов высится созданная Навальным организация, которая переехала в Вильнюс еще в 2021 году после того, как Кремль объявил ее экстремистской.
В силу своего особого статуса и выдающегося положения команда Навального выделяется на фоне остальной российской политической диаспоры из-за сочетания особых проблем безопасности и непоколебимого стремления к самодостаточности.
тревога насчет безопасности обострились из-за неослабной решимости Кремля, подавив инакомыслие дома, покарать противников даже в изгнании.
В марте один из главных помощников Навального Леонид Волков был госпитализирован — неизвестные избили его молотком возле его дома в пригороде Вильнюса. Ответственность взяла на себя российская группировка ультранационалистов.
Однако, не считая команды Навального, большинство российских эмигрантов в Вильнюсе сплотились, помогая друг другу унять боль изгнания и обмениваясь свежими идеями.
“Когда гуляешь по городу, понимаешь, что ты не один, и это очень важно”, — говорит Александр Плющев**, ведущий Breakfast Show, одной из популярнейших новостных программ.
Российский экоактивист Константин Фомин открыл для изгнанников общественное пространство под названием “РеФорум”, где проводятся культурные мероприятия и предлагаются бесплатные сеансы психотерапии.
Скромные размеры Вильнюса и высокая концентрация именитых русских эмигрантов в богатом центре подчас приводят к ситуациям, достойным пера Антона Чехова.
Так, прибывший из России белый терьер Франк стал частью изгнаннического фольклора благодаря долгим прогулкам по мощеным улочкам Вильнюса со своим хозяином Владимиром Миловым** — бывший замминистра энергетики России тоже стал оппозиционным деятелем.
А в темном вильнюсском баре бывший российский депутат от оппозиции Илья Пономарев**, ныне киевлянин, недавно рассказал, как коллеги по цеху, выступающие против его взглядов, иногда переходят на другую сторону улицы, делая вид, что не узнают его. Выходит весьма неловко: улицы в Вильнюсе узкие.
Но не все российские активисты легко перестроились к жизни в изгнании. Многие бежали из России поспешно, лишившись не только имущества, но и работы, а с ней и цели в жизни. Большинство опрошенных изгнанников говорят, что больше всего они переживают за оставшихся родственников и опасаются, что правительство в отместку начнет их преследовать.
Эта тревога лишь усилилась со смертью Навального, который для многих россиян в изгнании воплощал собой главную — если не единственную — надежду на политические перемены.
“Я страдаю, мне больно, и я не знаю, что ответить, когда дочь спрашивает меня: “Мама, что нам теперь делать?””, — сказала бывший провинциальный руководитель организации Навального Виолетта Грудина. В Вильнюс она приехала после начала украинского конфликта. “Главные жертвы — конечно, украинцы, — сказала она, — но мы тоже за это расплачиваемся”.
Литовские власти и граждане наблюдают за притоком именитых россиян со смесью любопытства и подозрения. Некоторые даже называют их “белой гвардией” — это саркастическая отсылка к провальному движению традиционных российских элит против советской власти вековой давности.
Но новоприбывшие русские влились в более крупные волны мигрантов из Белоруссии после восстания 2020 года и с Украины с началом российской спецоперации. У многих из них русский язык родной, в результате чего в Вильнюсе сложилась запутанная культурная головоломка из этнических общин, сплоченных общим языком, но разделенных взаимными историческими обидами.
Некоторые русские эмигранты — например, поп-певица Монеточка и политическая активистка Шевченко — заявили, что изучают литовский и пытаются интегрироваться в приемную страну.
Но зацикленность российских эмигрантов на политической борьбе у себя на родине почти не оставляет им ни времени, ни стимула для углубления связей с принимающей страной.
Приток русскоязычного населения в город разжег горячие споры по поводу образования. В 14 русскоязычных школах, оставшихся в Вильнюсе еще с советских времен, сейчас обучается почти 11 500 учеников — на 20% больше, чем за последние три года. По мнению чиновников, для страны, которая долгое время выстраивала национальное самосознание на основе литовского языка, это тревожная тенденция.
Заместитель мэра Вильнюса Арунас Силерис опасается, что эта тенденция, пусть и следствие вполне понятного стремления мигрантов к преемственности, породит новое поколение жителей Литвы, говорящих только по-русски. Это, в свою очередь, изолирует их от остального общества и сделает их восприимчивее к ревизионистской риторике Путина и президента Белоруссии Александра Лукашенко.
“Они не воспринимают Литву как свою родину, — заключил Силерис. — И в этом таится угроза”.
________________________________________
* Организация, выполняющая функции иноагента в России.
** Физическое лицо, выполняющее функции иностранного агента.
