Европейцы боятся переизбрания Трампа, пишет Bloomberg. И не только потому что он ярый фанат Путина. В ЕС боятся возвращения в США политики изоляционизма, которая похожа на риторику сегодняшних республиканцев и ведет к прекращению финансирования Европы. Макс Гастингс
Не только возможное переизбрание Трампа должно пугать Украину, Евросоюз и НАТО. Скорее дело в том, что общая динамика политики Соединенных Штатов очень напоминает ситуацию, сложившуюся в 1930-е годы.
Соединенные Штаты всегда имели большое сейчас их роль велика как никогда. Континент охватил сильный страх: что если Дональд Трамп сумеет стать президентом Америки во второй раз? Бывший посол США в НАТО Иво Даалдер сказал в беседе с New York Times, что европейцы «глубоко обеспокоены выборами 2024 года и тем, как они повлияют на альянс. Независимо от темы — будь то Украина или сплоченность НАТО, — это единственный вопрос, который сейчас волнует всех».
Бывший европейский дипломат Стивен Эвертс (Steven Everts), который теперь занимает должность директора Института исследований безопасности ЕС, назвал перспективу возвращения Трампа «немного пугающей». «Учитывая огромную роль, которую Соединенные Штаты играют в европейской безопасности, нам теперь придется еще раз подумать о том, что это значит для нашей собственной политики, для европейской обороны и для Украины», — пояснил он.
В практически беспрецедентной тревоге европейцев по поводу предстоящих выборов в Соединенных Штатах можно выделить четыре отдельных, но связанных между собой момента. Во-первых, это восторженное отношение Трампа к президенту России Владимиру Путину. Немецкий журнал Der Spiegel предположил — похоже, без всякой тени иронии, — что потенциальный президент восхищается Путиным, «вероятно, даже больше, чем Ким Чен Ыном». (Вспомните, как Трамп однажды хвалил «красивое письмо», которое он получил от северокорейского диктатора.)
Второй момент — это частые и открытые проявления враждебности Трампа к НАТО и к немцам. Есть также очень большая вероятность того, что избрание Трампа обернется резким уменьшением объемов или даже полным прекращением помощи Украине. И, наконец, многие боятся, что он начнет наступление на американские политические институты — и это станет копьем, вонзенным в самое сказал: «Здесь, в Америке, мы ведем великую и успешную войну. Это война не только против нужды, нищеты и экономического разложения. Это нечто большее. Это война за выживание демократии. Мы боремся за сохранение великой и драгоценной формы правления для себя и для всего мира».
Для нас, жителей Европы, последняя часть этой истории сегодня выглядит такой же актуальной. Как бы мы ни старались держать при себе провокационные мнения относительно внутренних дел Соединенных Штатов — все-таки мы граждане других государств, — ставки кажутся настолько высокими, что мы попросту не можем молчать. Нас пугает не только сам Трамп. Нас пугает то, что именно высокий уровень поддержки Трампа среди избирателей-республиканцев говорит о настроениях значительной доли американского народа.
Будучи историком, я бы сказал, что последний раз европейцы, особенно англичане, так сильно беспокоились по поводу исхода президентских выборов в Соединенных Штатов в 1940 году. Тогда Великобритания оказалась один на один с гитлеровскими легионами. Рузвельт выглядел единственным надежным другом, к которому народ премьер-министра Уинстона Черчилля мог обратиться за материальной помощью.
Рузвельт настаивал на том, что его великая Нация не может оставаться в стороне от глобальной борьбы против фашизма и его знаменосцев. «Мы поняли, что богобоязненные демократические народы мира, соблюдающие нерушимость договоров и добрую волю в отношениях с другими странами, не могут без опасности для себя оставаться равнодушными к международному беззаконию где бы то ни было, — сказал он, обратившись к Конгрессу в январе 1939 года. —Они никогда не должны без эффективного выражения протеста позволять совершаться актам агрессии против других стран — актам, подрывающим безопасность нас всех».
Тем не менее многие соотечественники Рузвельта решительно выступали против вовлеченности Соединенных Штатов в зарубежные войны — подобно тому, как сегодня все больше американцев испытывают безразличие к российско-украинскому конфликту. В тот момент в Соединенных Штатах тоже наблюдался всплеск внутреннего экстремизма. В период между двумя войнами около 4 миллионов человек были членами Ку-клукс-клана, преследовавшего не только чернокожих, но и католиков, евреев и вообще всех иностранцев.
На пике своего расцвета изоляционистское лобби «Америка прежде всего» насчитывало около 800 тысяч членов, которые придерживались взглядов, мало чем отличавшихся от взглядов нынешних сторонников MAGA. «Мы достаточно сильны в этой стране и в этом полушарии, чтобы поддерживать свой собственный образ жизни независимо от мнений другой стороны, — заявил в Конгрессе герой авиации Чарльз Линдберг (Charles Lindbergh). — Единственный успех нашего образа жизни и нашей системы правления — это защищать ее здесь, внутри нашей страны, а не пытаться вступить в войну за рубежом».
Эрнест Хемингуэй, который в годы Первой мировой был водителем скорой помощи, а в период гражданской войны в Испании — корреспондентом, писал об «адском бульоне, который варит Европа» и который американцам незачем пить: «один раз мы по глупости уже были втянуты в Европейскую войну, и мы никогда не должны быть втянуты в нее еще раз».
Между 1933 и 1937 годами Конгресс принял целый ряд законов о нейтралитете. Белый дом столкнулся с трудностями даже в том, чтобы убедить Конгресс разрешить Франции и Великобритании закупать американское оружие — это очень похоже на сегодняшнюю ситуацию с поставками на Украину.
Оппозицию помощи Великобритании возглавляли такие люди, как сенатор-демократ из Монтаны Бертон Уиллер (Burton K. Wheeler). Как и сейчас, в то время малонаселенные западные штаты были решительнее всего настроены против любых вмешательств в иностранные конфликты. Даже после нападения на Перл-Харбор член Палаты представителей Жанетт Рэнкин (Jeanette Rankin), тоже уроженка Монтаны, выступала против объявления войны Японии. (Она противилась вступлению Америки и в Первую мировую войну.)
Уэнделл Уилки (Wendell Willkie), кандидат в президенты от Республиканской партии в 1940 году, был далек от того, чтобы исповедовать радикальный изоляционизм, но даже тогда, когда в Европе уже бушевала война, он громогласно заявил: «Я много раз давал обещание, что я буду работать ради мира». После этого в Белый дом Рузвельта хлынули сообщения о том, что Уилки затронул тему, вызывающую сильный отклик в народе. Тогда президенту пришлось пообещать американским избирателям: «Ваших ребят не отправят ни на какие зарубежные войны». (Как показала история, то обещание было неискренним.)
Я всегда считал, что, если бы не Перл-Харбор и не последовавшее за ним объявление Гитлером войны Соединенным Штатам, Рузвельту было бы очень трудно или вовсе невозможно подвести свою великую нацию к полноценному вступлению во Вторую мировую войну.
никто лучше Черчилля не понимал, что Рузвельт был лучшим другом Великобритании. Конечно, Рузвельт не был поклонником нашей империи — и наш премьер-министр ему совершенно не нравился. Но американский лидер ясно понимал, что, если диктаторы восторжествуют в Европе, Соединенным Штатам тоже придется заплатить высокую цену.
Именно поэтому в 1940 году Черчилля так сильно волновал исход президентских выборов в Соединенных Штатах. Результаты опросов пророчили победу демократов. Но опросы — особенно в те времена — часто оказывались ошибочными. Если бы республиканцы одержали победу, вполне вероятно, Соединенные Штаты отказались бы передать англичанам необходимое им оружие. Поэтому новость о победе Рузвельта на выборах стала большим облегчением для Черчилля и врагов Гитлера по всему миру.
После объявления результатов выборов Черчилль телеграфировал Рузвельту: «Будучи иностранцем, я считал неправильным выражать свое мнение касательно американской политики во время проведения выборов, но теперь, я полагаю, вы не будете против, если я скажу, что я молился за ваш успех и что я искренне благодарен за него».
Но политические трудности в отношениях президента с изоляционистами и противниками «Нового курса» на этом не закончились. Всего за несколько дней до нападения на Перл-Харбор, в декабре 1941 года, британское посольство в Вашингтоне сообщило Лондону о неудачах, которые терпит администрация в Конгрессе. К примеру, конгрессмен-демократ Говард Уорт Смит (Howard Worth Smith) выдвинул консервативный законопроект, касавшийся трудовых отношений, который «был стремительно проведен той же группой республиканцев и противников Нового курса из южных штатов, которые выступали против политики администрации в других недавних спорах».