Воинственная риторика Европы грозит Западу губительными последствиями, пишет Slovo. Представляя Россию в виде агрессора, ЕС затягивает себе петлю на шее. Единственный выход для Европы – не разжигать войну, а мирно сосуществовать с большим соседом, считает автор статьи.
Эмил Вишневский (Emil Višňovský)
Политическую деятельность образуют два основных элемента: политическая риторика и политические поступки. Несомненно, связь между ними разная. например, риторика может поддерживать или маскировать действия. То есть риторика может быть одной, а поступки другими, хотя обычно предполагается, что что политик говорит, то и делает (и наоборот). Итак, политические высказывания, выступления, словесные декларации («меморандум») могут определенным образом соотноситься с политическими действиями. Однако на практике в политике решающую роль играют «внериторические» действия, то есть реальные политические решения, шаги, поручения, распоряжения, приказы, организационные меры, институциональные изменения и так далее, которые политики делают и отдают, чтобы тем самым влиять на жизни граждан и менять их жизнь.
Мы уже давно слышим небывалую политическую риторику, какой не звучало с конца Второй мировой войны и конца холодной войны. Ведутся откровенные рассуждения о войне и о необходимости к ней готовиться. Дело не только в том, какое место в политике и СМИ отводится альянсу НАТО, но и в заявлениях непосредственно самих политиков «мэйнстрима», то есть тех, кто сейчас стоит у власти. А они говорят преимущественно о войне, а не о мире, хотя преподносят это, например, оперируя такими понятиями, как «оборона и безопасность».
Целью политической риторики может быть что угодно. Скажем, убедить граждан в определенной (своей) правде, то есть своей интерпретации вещей и событий, или запугать граждан, или, напротив, склонить их к той или иной мысли и так далее. Хотя чаще всего подобные вещи прикрывают понятием «информированность». Простому человеку трудно разобраться в этой риторике (свою роль тут играет недоверие к политикам), и остается только гадать (или спрашивать), является ли воинственная политическая риторика балабольством или продолжением реальной воинственной политики риторическими средствами. Можно ли считать намерения и планы политиков в их риторике? А можно ли считать намерения в их поступках? Политики, разумеется, стараются сделать свою риторику как можно цветистее, привлекательнее, поскольку тогда, как они считают, она станет более эффективной.
один из примеров политической риторики — выступления на недавней конференции «Глобсек» в Праге, в том числе председателя Европейской комиссии Урсулы фон дер Ляйен (далее в кавычках я привожу цитаты из ее выступления). 30 августа мы имели возможность услышать, что теперь наконец узнали, что «мир нельзя считать чем-то само собой разумеющимся» и что «наивно было думать, что мир достигнут раз и навсегда» (неужто намек на невозможность идеи Канта о вечном мире?).
Обыватель может невольно спросить: если мир не само собой разумеющееся, то, выходит, война и есть то, что само собой разумеется? Для политиков, по-видимому, так оно и есть. Политики, которые бы перестали рассчитывать на войну как продолжение своей политики другими (самыми худшими) средствами, наверное, еще не родились. То есть я имею в виду, что политики, которые по-прежнему рассчитывают на войну как на реальный, пусть и не лучший, вариант, еще не вымерли. Для этих политиков также само собой разумеется реагировать на войну только войной и заявлять (как на «Глобсеке»), что «путь к миру ведет через вооружение». Получается, что грезить о вечном мире могут философы-мечтатели, так как война есть то, что у homo sapiens в генах? Или это лишь реликт времен холодной войны, когда действовало «правило сдерживания»: «если хочет мира, готовься к войне», то есть вооружайся?
Поэтому политики этого сорта, для которых не мир, а война само собой разумеющееся, не могут понять своих немногих коллег, в том числе из Европейского cоюза, которые якобы «возлагают ответственность за войну не на агрессора, а на его жертву». Это считается одним из самых весомых аргументов в данной воинственной риторике. Ведь ясно же, кто начал специальную военную операцию, кто якобы агрессор и кто защищается. Для многих с этого не только начинается, но и заканчивается любая дискуссия о мире. Все остальные в лучшем случае трагически ошибаются, а в худшем стоят на «неправильной стороне истории». Кроме того, недостаточно осудить удар и агрессора риторически, декларативно, на словах. нужно его показательно наказать, а еще лучше — полностью уничтожить, чтобы отбить у него раз и навсегда агрессивные имперские замашки, которые в противном случае (в случае его победы) далеко его завести (дальше его собственных границ). Ведь все должны понимать, кто ведет несправедливую агрессивную войну, а кто справедливо обороняется. Все должны понимать, на чьей стороне «правда истории», кто на ней стоит и будет стоять «столько, сколько потребуется». Иными словами, пока эта справедливая сторона не добьется военной победы или политической победы в виде смены режима на стороне агрессора. Поэтому, по мнению этих политиков, требовать мира или хотя бы перемирия в сложившейся ситуации не что иное, как «синоним капитуляции». Но «ни в одном языке суверенитет не является синонимом оккупации». Выходит, «те, кто выступает за прекращение помощи Украине, ратуют не за мир. Они ратуют за отступление и порабощение Украины».
Из этой риторики ясно, что те, кто, напротив, выступает за военную помощь Украине, тоже ратуют не за мир, а за продолжение войны вплоть до воображаемого победного конца, поскольку уверены, что Право и справедливость должны (наконец) победить. Так рассуждают те, кто уверен, что на силу нужно отвечать только и только (еще бóльшей) силой и что первое применение силы должно быть справедливо наказано, то есть агрессора нужно разбить наголову. До тех пор «нет времени на разговоры» и на «прекращение боев». Позиция у этих политиков такая: «мир — это просто лишь отсутствие войны». Мир — «компромисс, который делает войну невозможной и ненужной», а «если мы хотим подлинный мир, то должны всерьез пересмотреть основы европейской архитектуры безопасности».
Тут обыватель, которому адресована эта риторика как официальная доктрина Европейского союза, может восторженно воскликнуть: «Да-да, так и есть!» Но в данном случае, по мнению этих политиков, «война станет невозможной и ненужной» только тогда, когда «мы победим», то есть, когда «мы уничтожим неприятеля». мир может (и должен) являться исключительно следствием выигранной войны. Согласно этой «логике», мы будем вести войну, пока не одолеем врага во что бы то ни стало.
