Глава МИД Франции Сежурне в интервью La Tribune de Dimanche объяснил, как якобы нужно говорить с Россией. По его мнению, есть только один путь — агрессивный «язык баланса сил». Правда, ряд противоречий в своем видении политики «неэкспансионистского» ЕС он не заметил.
La Tribune: Министр иностранных дел Литвы, с которым вы встречались в пятницу в Вильнюсе, в прошлом году был категорично настроен против Франции. По его мнению, она придерживалась неоднозначной политики по отношению к России. С того момента все изменилось?
Стефан Сежурне: Никакой двусмысленности в нашей политике по отношению к России никогда и не было. Чего хотела Литва, так это того, чтобы мы подвели итоги со странами Балтии, а также с моим украинским коллегой Дмитрием Кулебой, чтобы мы могли все вместе выслушать ее мнение, узнать ее ожидания и потребности. Балтийские государства наиболее уязвимы, и их беспокойство растет по мере увеличения неопределенности, которая отчасти связана с американскими выборами. Отсюда и исходит наше желание создать всплеск мобилизации и поддержки Украины. Нам следовало добавить эту стратегическую двусмысленность по отношению к России, послать мощный сигнал, показывающий, что мы [страны ЕС] едины в этом вопросе [дальнейшей поддержки Украины].
— Какие страны присоединились к вашей линии?
— Все европейцы, все союзники Украины сходятся во мнении о необходимости делать больше — и лучше. Это показало собрание, на котором в четверг председательствовали мы с Себастьяном Лекорню. Сегодня двусторонние соглашения в области безопасности с Украиной подписали семь стран, включая Францию. Еще 25 государств в процессе. Мы все также сошлись в том, что в действительности после двух лет боевых действий Россия стала еще более агрессивной по отношению к нам. На фронте тревожатся о долгосрочной поддержке Украины и ее способности выстоять. Все также согласны с тем, что данный конфликт уже возымел последствия для французов и всех европейцев: он отражается на ценах на энергию и покупательной способности. Все согласны и с тем, что все было бы куда хуже, если бы Украина рухнула или если бы Россия выиграла. Москва не должна и, следовательно, не может победить.
— Даже если ценой будет гнев со стороны Германии?
— Франция и Германия сплочены больше, чем кажется. Мы достигли консенсуса в 80% тем, затронутых во время встречи в Елисейском дворце 26 февраля, в том числе в вопросах поставки боеприпасов, борьбы с кибератаками, сотрудничества в области промышленности, которое мы бы хотели углубить, и защиты стран, оказавшихся в затруднительном положении, таких как Молдавия, — ее президент в четверг приезжала в Париж. Германия была в числе тех 27 государств, которые приняли участие в министерской встрече в тот же вечер. Министр иностранных дел ФРГ во вторник настоял на разговоре со мной, чтобы подготовиться к собранию, демонстрирующему европейское единство. Во время беседы я отметил его решимость в вопросе долгосрочной поддержки Украины и обеспечения сплоченности нашего континента. Нет никаких причин, почему мы должны принимать абсолютно одинаковые решения: сейчас мы уже поставляем [Украине] ракеты дальнего радиуса действия, способные наносить удары за пределами фронта, немцы — нет. В этом нет ничего страшного.
— Но считаете ли вы, что Берлин действительно разделяет идею о том, что ничего нельзя исключать, в том числе отправку европейских солдат на Украину?
— Вопрос заключается в том, чтобы понять, можем ли мы подтолкнуть Россию к завершению конфликта другими способами, кроме как оказывая Украине максимальную поддержку. История приводит несколько примеров провала стратегий, основанных на отступлении и слабости. Те, кто в мае 1939 года не хотел умирать за Данциг, лишь мотивировали Гитлера (в 1939 году во французском издании L’Œuvre была опубликована статья «Умирать за Данциг?», автор которой выступал за передачу Данцига Гитлеру и против вмешательства Франции в данный спор. — Прим. ИноСМИ). Хотя я думаю, что история не повторяется, нам не следует снова совершать ошибки. Я вижу, что националистические партии в Европе используют те же размышления, те же слова, прикрываясь пацифизмом, под которым подразумевается лишь отказ от него.
