Во время блокады Ленинграда советские ученые-ботаники продемонстрировали подлинное бескорыстие и жертвенность, пишет Nature. О непростой и драматичной истории, связанной с первым в мире банком семян, рассказывает в своей книге английский автор Саймон Паркин.
Саймон Паркин в книге «Запретный сад: ботаники блокадного Ленинграда и их нелегкий выбор» (издательство Scribner, 2024) рассказывает о блокаде Ленинграда и о судьбе первого в мире банка семян. В книге есть девять страниц, которые для тех, кто знает историю, поистине стоят целой повествования.
Паркин приводит тщательно собранный в архивах и прочих источниках список сотрудников того самого научного заведения, которое он просто называет Институтом растений. Заметим, что в те далекие времена полное название института было таким: Бюро прикладной ботаники и селекции растений, а в 1992 году его переименовали во Всесоюзный институт растениеводства в Санкт-Петербурге, Россия (точнее: до 1992 г. институт назывался Всесоюзным институтом растениеводства, а после 1992 — Всероссийским институтом растениеводства. — Прим. ИноСМИ). Институт был основан в XIX веке садоводом и ботаником немецкого происхождения Эдуардом Августом фон Регелем и значительно расширился при российском и советском ученом-агрономе Николае Вавилове.
Но вернемся к списку сотрудников института — читать его тяжело: «умер от голода», «умер от голода», «умер от голода», «погиб на фронте»... В период с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года, когда германские войска осаждали Ленинград, сотрудники института жертвовали своими жизнями, чтобы сберечь коллекцию, которая создавалась с одной-единственной целью — когда-нибудь в будущем спасти человечество от голода.
Во время войны совсем недалеко от Института растениеводства специалисты прятали два миллиона экспонатов из ленинградского Эрмитажа, однако сам институт столкнулся с проблемами иного масштаба. Его коллекция, насчитывавшая 2500 видов, в том числе сотни тысяч семян, корневищ и клубней, представляла собой отнюдь не безжизненные, а живые объекты, которые нужно было хранить при температуре один-два градуса выше нуля. Многие из них (а это около 380 тысяч образцов картофеля, ржи и других культур) способны выжить только при условии ежегодного высаживания. И эту процедуру нужно было проводить в городе, который обстреливался до 18 часов в день и где температура могла упасть примерно до −40 °C, что и было зафиксировано в феврале 1942 года.
Йохана Эйхфельда, возглавившего Институт растений вскоре после исчезновения Вавилова (а фактически его ареста и тайного содержания под стражей), эвакуировали в город Красноуфимск на Урале. Вслед за Эйхфельдом должен был отправиться поезд с большей частью коллекции, но он так и не прибыл. В конце концов Эйхфельд сообщил об этом в институт, умоляя своих сотрудников съесть коллекцию и тем самым спасти свои жизни. Однако в прошлом из-за голода, разразившегося во время ужасной зимы 1921–22 годов, коллекция уже и так понесла большой урон. И поэтому сотрудники не хотели, чтобы такое вновь повторилось.
Январь и февраль 1942 года оказались самыми страшными. В темном, промерзшем здании Института растений рабочие готовили семена для консервации. Покуда с институтом разрывались бомбы, сотрудники делали резервные копии всех элементов коллекции.
Германские войска так и не смогли захватить Ленинград. Но это смогли сделать крысы. В ту первую блокадную зиму здание института наводнили полчища грызунов. Никакие меры защиты институтской коллекции не спасали от крыс: этим вредителям даже удалось прогрызть вентилируемые металлические ящики и сожрать часть семян. Тем не менее, из 250 тысяч предметов коллекции института всего лишь 40 тысяч были либо съедены крысами, либо не проросли после войны.
Банк семян некоторым образом сохранился. Агроном Трофим Лысенко, этакое олицетворение сталинизма и ярый противник Николая Вавилова, утверждал, что вся коллекция содержалась в беспорядке и что вплоть до середины 1960-х годов процессу ее разрушения никто не препятствовал.
После войны поддержку Институту растений оказали в том числе и зарубежные благотворители. Так, например, в 1958 году и в последующие годы институт получал картофель и другие семена из Национального университета Тукумана в Аргентине благодаря случайной встрече директора института Петра Жуковского с немецким коллекционером растений Хайнцем Брюхером (Heinz Brücher). Но в 1990-х годах выяснилось, что во время войны Брюхер был офицером одного из формирований СС; он возглавлял отряд специального назначения, которому было поручено заниматься обследованием советских сельскохозяйственных опытных станций. Одним словом, Брюхер на самом деле вовсе не жертвовал институту ценные сорта картофеля — он их возвращал.
