Два года назад (3 октября 2011 года) Владимир Путин, находясь на тот момент в должности председателя правительства РФ, опубликовал статью, в которой проводил рассуждения о возможности создания некого территориального объединения, в которое способны войти Россия, Казахстан и Белоруссия, причём объединение это могло бы стать, по словам Путина, одним из полюсов современного мира. Новое территориальное объединение тогдашний российский премьер в статье именовал Евразийским союзом (ЕАС), объявляя, что в будущем тесная интеграция упомянутых государств позволит добиться всем вместе экономического благополучия и, цитата «цивилизационного прогресса».
Сам Евразийский союз, несмотря на то, что в его названии нередко проскакивало слово «экономический», с начала высказывания Владимиром Путиным первых идей на этот счёт, позиционировался далеко не только в качестве экономического объединения. Союз наделялся ещё и общими политическими, военными и иными интересами, с отсутствием таможенных барьеров и отраслевой унификацией. При этом статус всех государств, которые могут в него войти, определялся априори как суверенный – с собственными независимыми органами власти, делегирующими представителей в единый «мозговой центр» ЕАС.
С момента выхода той публикации Владимира Путина, как уже было сказано, прошло почти два года. Что же за это время применительно к тезису о создании Евразийского союза изменилось (не считая того, что Путин поменял премьерский статус на статус президента России), на каком этапе построение ЕАС находится, и есть ли будущее у такого территориально-экономически-военно-политического альянса государств на постсоветском пространстве?
С одной стороны может показаться, что всё идёт по плану: Таможенный союз – есть, совместные военные учения на его территории – проводятся, сверка политических позиций, к примеру, по Сирии – наличествует, президенты РФ, РБ и РК достаточно часто встречаются и на довольно позитивной волне обсуждают разные вопросы.
Однако у этого процесса, как и у любого другого, есть оборотная сторона. Заключается она в том, что есть набор объективных реалий, против которых, что называется, не попрёшь. К одной из таких реалий относится неспособность большинства территориальных объединений мира существовать и развиваться на основе полного суверенитета и равноправия. В любой момент процесса интеграции обязательно найдётся кто-то (как целое государство или как глава такого государства), кто подспудно начнёт выдвигать свой территориальный, политический, экономический и прочие сегменты на первый план. Причём это желание «быть немного впереди» зачастую появляется на основе сочетания других не менее объективных реалий. Это как в обычном дворе, где большинство — товарищи, но среди них обязательно есть тот, кто посильнее, тот, кто побогаче и тот, кто похитрее. До поры товарищеская составляющая превалирует, но чёрная кошка может пробежать в любой момент (сама пробежать, или кто-то может её подкинуть), и тогда, обычно, начинается…
Примечательно, что в случае Евразийского союза уже само начало формирования этого объединения началось с определённого казуса. На момент выдвижения идеи тесной интеграции между тремя государствами в 2011 году эту идею в России поддерживали около 54% населения, в Белоруссии около 44%, в Казахстане – чуть более 52%.Число людей, которые высказывали своё категорическое неприятие подобному виду интеграции, согласно ряду социологических опросов, составило около 19% от общего числа опрошенных в трёх государствах. Остальные были либо «скорее за», либо «скорее против», либо просто воздержались от ответа. Казус состоял в то, что уже через два дня после публикации той самой статьи Владимира Путина в октябре 2011 года, число сторонников идеи в Белоруссии и Казахстане пошло на убыль. В РБ число сторонников интеграции с Россией, если верить статслужбам, вообще упало ниже числа сторонников евроинтеграции (сегодня эти показатели находятся примерно на одной уровне). Причиной падения популярности идеи стало заявление пресс-службы Путина, в котором говорилось о том, что Москва высказывается за создание единого эмиссионного центра ЕАС с одновременным введением единой валюты.
Конечно, пресс-служба во главе с Дмитрием Песковым, не заявляла, что единой валютой должен стать непременно рубль, и что единый эмиссионный центр будет располагаться именно в Российской Федерации, но соседи сей посыл поняли именно так. В белорусской и казахстанской прессе, особенно в интернет-изданиях того времени, разгорелась бурная дискуссия по поводу того, что Евразийский союз – это идея Путина, согласно которой он собирается получить рычаги управления ещё и соседними государствами, распространяя своё влияние. Белорусские и казахстанские власти тоже, мягко говоря, без особого энтузиазма восприняли слова о единой валюте и едином эмиссионном центре, что привело к своеобразной информационной кампании по противодействию «экономической экспансии» России.
Российским властям, очевидно, понявшим, что о единой валюте и прочих «единых» вещах для ЕАС разговор зашёл несколько рановато, пришлось отыграть назад, перейдя на слова о том, что если совместная работа будет протекать в конструктивном и энергичном ключе, то черты ЕАС могут оформиться уже к 2015 году.
Попробуем остановиться на новом тезисе Владимира Путина – на реализации идеи по созданию ЕАС до 2015 года. И остановившись, тут же сталкиваемся с вопросом: насколько ЕАС может реально появиться на мировой карте менее чем через год с небольшим?
Теоретически может. Но вот в каком виде? Дело в том, что если ЕАС начнут воплощать в реальность как своеобразный аналог, к примеру, Европейского союза, то в конечном итоге всё равно придётся обсуждать тему эмиссионного центра и создания единой валюты. В Европейском союзе (в той части, которую принято называть «еврозоной») существует так называемый наднациональный единый эмиссионный центр, на который теоретически может повлиять Европейский парламент, а практически – узкая группа государств (Германия и Франция). Если допустить, что в Евразийском союзе тоже начнут создавать наднациональный центр эмиссии финансовых средств (ЦЭФС), то для начала придётся формировать (хотя бы для юридического обоснования всей работы) Евразийский парламент – этакий Съезд российских, белорусских и казахстанских депутатов, министров, представителей иных ведомств, которые и должны будут определять, кому и сколько «отвесить в граммах». Сможет ли такой Съезд работать продуктивно и принимать устраивающие всех решения? Хотелось бы, чтобы было именно так, но в определённый момент та или иная группа депутатов всё равно превратится в статистов, с чем она либо должна будет смириться (ну, к примеру, как КПРФ в составе нынешней Госдумы, или как греки в составе Европарламента), либо объявить о «выходе из игры», либо набраться сил и призвать к восстановлению равноправия. При этом первые два варианта выглядят наиболее вероятными.
Если допустить вариант первый (группа статистов при наличии определённого большинства), то Евразийский союз может со временем повторить судьбу Европейского союза. Там верховодят Берлин и Париж (теперь уже, похоже, что один Берлин), а в союзе Евразийском такое преимущество, скорее всего, достанется Москве. Но тогда возникает «кое-что ещё»: Лукашенко и Назарбаев (по крайней мере, на данный момент) – это не какие-нибудь греческие Каролос Папульяс или Антонис Самарас, которые могут допустить положения статистов при наличии некого главного центра принятия решений. Лукашенко и Назарбаев умеют бить кулаком по столу…
Тогда – второй вариант – «выход из игры»… Если, конечно, Россия не обеспечит и Белоруссию, и Казахстан «манной небесной». Возможно, и хотела бы обеспечить, но экономические показатели, как нам давеча сообщил премьер Медведев, оставляют желать лучшего, а потому для самих прогнозируют затягивание поясов.
Выходит, что даже наличие Евразийского парламента и единого эмиссионного центра наднационального (надгосударственного) характера – это лишь старые европейские грабли, на которые Москва, Астана и Минск могут наступить.
Значит, нужно искать какие-то альтернативные варианты. Но какие? Можно, конечно, вспомнить, что наши государства имеют куда более прочные культурные и духовные связи, нежели связи, навскидку немцев, греков и поляков. Но будет ли этого достаточно для создания полноценного объединения? Ведь культура и корни это одно, а экономические и политические интересы – совсем другое. Всегда найдутся политики, которые если и вспомнят о так называемых духовных скрепах, то только лишь после того, как получат гарантии достижения экономических и политических целей.
Тогда, может быть, договориться о своеобразном триумвирате (Путин-Лукашенко-Назарбаев), который и будет решать все вопросы в ЕАС. Но это что-то из разряда, близкого к утопичному, хотя бы потому, что все три политика имеют огромный политический вес по отдельности (по крайней мере, в своих странах), а потому компромиссы не будут постоянными (вопрос о едином эмиссионном центре, признание независимости Южной Осетии и Абхазии – это всего лишь пара примеров, скажем так, «трений»). Да и не вечен на политическом Олимпе ни один из упомянутых президентов… Об этом тоже нельзя забывать, так как, если объединение государств держится только на интересах их лидеров, то приход к власти в любой из этих стран другого политика может всё разрушить в одночасье.
Исходя из этого, видится только один выход для построения полноценного Евразийского союза. И этот выход заключается в необходимости пропускания нашими главами через себя важной мысли: строить сверху точно не получится. Если начинать монтаж крыши, не имея перед собой чёткого плана, по ходу монтажа вспоминая о том, что сначала надо было всё-таки заложить фундамент, то здание получится явно куцее и совсем уж неустойчивое. Примеров таких куцых «зданий» в истории пруд пруди, и начинать построение ещё одного — просто незачем. Зато подумать об архитектуре в стиле «снизу вверх» — совсем другое дело. Единение людей – лучший повод для единения государств. Вопрос другой – дадут ли пойти на это единение? В интересах ли оно верховных политиков? В общем, вопросов пока на порядок больше, нежели ответов.