Застряв на десятилетия на российском дальневосточном острове, некоторые из них имеют три имени – японское, русское и корейское, – что является отражением разных исторических глав. Сейчас многие планируют вернуться.
Остров Сахалин, Россия — На далеком острове Сахалин на восточном краю России история расколотого и тоскующего самосознания отпечаталась даже на именах людей.
У некоторых там три разных имени: русское, корейское и японское. Каждое представляет свою главу в вековой истории насильственных переселений и войн.
Таэко Нисио получила свое имя от японских властей в 1939 году, когда в восьмилетнем возрасте приехала на входивший в состав империи Сахалин. В конце Второй мировой войны этот остров захватили Советы, и ее новые русские друзья стали называть девочку Таней. Но в самом начале госпожу Нисио звали Чён Чхэ Рён, и спустя восемь десятилетий она планирует, наконец, вернуться туда, где родилась — в Южную Корею.
Дочь Таэко Нисио Ким Гым Хи вспоминает, что когда им этой осенью позвонили из южнокорейского консульства, она воскликнула: «Мама, мы едем домой!»
Корейцы с острова Сахалин, застрявшие там из-за исторических перипетий, снова собираются в путь. В этом году в Южной Корее вступил в силу закон, позволяющий членам корейской диаспоры Сахалина в большем количестве возвращаться на свою историческую родину. Это момент запоздалого освобождения для корейцев, приехавших на остров много лет назад в качестве разнорабочих и ставших при советской власти людьми без государства.
Но история корейцев Сахалина, которых сегодня проживает на этом тихоокеанском острове длиной почти 1 000 километров 25 000 человек, это также очень русская история об эмиграции и о долгом эхе войны. Сеул в этом году расширил списки сахалинских корейцев, которые получат государственную поддержку после возвращения на родину, но большинство из них по-прежнему не обладают таким правом. Из-за этого тысячи людей вынуждены принимать мучительные решения о том, остаться или ехать, причем зачастую без семьи и близких.
«Снова будут распадаться семьи, — рассказала Пак Сун Ок, работающая директором правозащитной организации «Сахалинские корейцы» в главном городе острова Южно-Сахалинске. — Эту рану снова вскрывают».
Желающих задать вопросы о шансах уехать так много, что у входа в Корейский культурный центр повесили распечатанное объявление: «Информацию о переезде в Корею дает консульство». В самом центре Пак, поджав губы, хмуро смотрит на документ, только что размещенный в сети консульством Южной Кореи. Там говорится, что 350 человек получили разрешение на отъезд уже в этом месяце. В холле центра висят черно-белые фотографии, напоминающие о многолетней разлуке с родиной.
На одной из них старик с набитым рюкзаком оглядывается назад, нахмурив брови и открыв рот. Он машет шляпой, прощаясь с провожающимися и направляясь к ждущему на взлетной полосе самолету.
На протяжении 40 лет до и во время Второй мировой войны Япония контролировала южную половину острова Сахалин. Она завезла туда тысячи рабочих из Кореи. Советы захватили этот остров в августе 1945 года и разрешили японцам вернуться в Японию. Многие корейцы остались и стали жить в Советском Союзе без гражданства.
Кто-то позже переехал в коммунистическую Северную Корею. Но большинство корейцев было с юга, и они на десятилетия оказались отрезанными от дома и своих родственников, потому что на Азию опустился железный занавес.
Когда распался Советский Союз, а Москва установила отношения с Сеулом, Южная Корея разрешила вернуться тем сахалинским корейцам, которые родились еще во времена правления японцев. Это стало отголоском действий Израиля, который приветствовал у себя советских евреев, и немецкой программы репатриации для этнических немцев из бывшего Советского Союза.
Но в отличие от этих инициатив, южнокорейские правила распространялись не на все поколения. В 1990-х и 2000-х в Южную Корею переехали свыше 4 000 южнокорейцев из первого поколения. Зачастую они бросали созданные в России семьи. Пак вспоминает, что когда она поехала прощаться со своей сводной сестрой, крики и плач в аэропорту напоминали «похороны живых».
«Они хотели уехать на родину, чтобы умереть там», — рассказала о первой волне репатриации редактор сахалинской газеты на корейском языке Виктория Бя.
Многие из оставшихся преуспели в капиталистической России, потому что на Сахалине начался энергетический бум, наладилась торговля с Южной Кореей и Японией, а также появились высокодоходные коммерческие связи с Северной Кореей. Один бизнесмен по имени Ли Ку Юл показал в своем сахалинском офисе серебряные и золотые медали, которыми его наградил президиум Верховного народного собрания Северной Кореи. Его главный совет собирающимся в Пхеньян российским соотечественникам: «Никогда не критикуйте своих хозяев».
Сегодня корейской культурой пропитался весь Сахалин с его полумиллионным населением. На острове повсюду можно найти корейские рестораны, а в придорожных магазинах продают кимчи. Пресвитерианской церковью руководит южнокорейский пастор, и складывается такое ощущение, что в России, скептически относящейся к коронавирусу, это единственное место, где внутри помещений все надевают маски. В государственной школе искусств есть корейское отделение, и там некоторые представления ставят по северокорейским сборникам песен, правда, с измененными словами.
«Иногда это просто по-настоящему красивая мелодия, и мы не рассказываем детям, что песня о Великом Вожде, — рассказывает Юлия Син, заведующая корейским отделом. — Мы можем выбирать, что брать из Северной, а что из Южной Кореи, и создавать нечто новое».
Но сейчас возобновилась драма семей, разделенных эмиграцией и репатриацией, которую усилило закрытие границ из-за коронавируса. Новый закон разрешает более молодым сахалинским корейцам переезжать в Южную Корею, если они ухаживают за стариками из первого поколения. Но ограничения остаются: ухаживать за престарелым может только один человек вместе со своей супругой (супругом). Поэтому братья и сестры вынуждены договариваться, кто из них будет переезжать. Кроме того, с ними не могут поехать их взрослые дети.
«Многие люди из-за этого спорят, ссорятся», — рассказал 33-летний банковский служащий Сергей Ли, который как волонтер разносит престарелым членам диаспоры продукты. Часть расходов ему возмещает Южнокорейский фонд.
У Южной Кореи для россиян безвизовый режим, и есть прямые рейсы на Сахалин. Но во время пандемии расставание ощущается намного сильнее. Российские границы открылись для южных корейцев только в августе, а Южная Корея для большинства вновь прибывших ввела 10-дневный карантин.
Тесть и теща Сергея Ли намерены воспользоваться новым законом и переехать в Южную Корею, оставив внуков на Сахалине. Сам Ли говорит, что он уезжать не планирует, потому что у него русский менталитет и он гордится Россией. Одной из черт такого менталитета он называет смелость и решимость высказать свое мнение, когда не согласен со старшими.
Директор организации «Сахалинские корейцы» Пак говорит, что пока никуда уезжать не собирается, вопреки слухам о том, что она планирует покинуть Россию. Редактор газеты Бя не соглашается на уговоры родителей, которые зовут ее в Южную Корею. Она высоко ценит свою работу и не хочет уезжать. Специалист по кадрам Лиде Сан Бок говорит, что хотела бы уехать в будущем, но ее старшая сестра уже подала заявление, решив стать опекуном матери.
Сахалинские корейцы на протяжении многих лет борются за то, чтобы диаспоре предоставили право на получение южнокорейского гражданства. Выходцы с Корейского полуострова расселились по всему бывшему Советскому Союзу, однако корейцы Сахалина считают себя отдельной группой потомков вынужденных переселенцев. А южнокорейские законодатели не спешат предоставлять сахалинским корейцам особые права. И даже когда в прошлом году случился прорыв благодаря влиятельным депутатам из партии большинства, которые поддержали новый закон, в него все равно внесли жесткие ограничения.
89-летняя Нисио рассказала, что мать привезла ее из юго-западной Кореи в префектуру Карафуто, как в то время называли южный Сахалин, где дядя Нисио работал в угольной шахте. 20 лет назад она хотела вернуться в Южную Корею, но отказалась от своих планов, потому что в то время болела ее дочь Ким, и мать не решилась ее оставить.
По новому закону сейчас они могут вдвоем уехать из России и стать постоянными жителями Южной Кореи. Правительство предоставит им квартиру и, как надеется Ким, телевизор. Это любимое увлечение госпожи Нисио, обожающей южнокорейские драмы.
Ким полагает, что им разрешат взять с собой два чемодана по 20 килограммов каждый. Этого им вполне достаточно.
«Я очень счастлива, — сказала госпожа Нисио на ломаном русском языке, готовясь к прощанию с Сахалином. — Потому что там родина, родина!»
