Запад напрасно надеется, что Россия исчезнет, как когда-то Пруссия, пишет обозреватель Focus Габор Штайнгарт. По его мнению, Россия слеплена из другого теста: внутри у нее — крепкий железный стержень. Поэтому Запад может пытаться изгнать ее с политической арены или изолировать экономическими санкциями, но сокрушить Россию ему не удастся.Габор Штайнгарт
Надежды Запада на то, что Россия может захлебнуться в своем милитаризме, как это когда-то произошло с Пруссией, оказались напрасными. Россия остается мировым гигантом с железным характером и имперской миссией, которая простирается далеко за пределы Украины.
Многие на Западе считают, что Россия похожа на Пруссию, то есть на истории.
Сходство действительно есть. По своей сути оба государства являются воинственными. Либерализм пруссаков и демократичность россиян позднего времени были декорациями. И те, и другие в свое время считали себя империями, которые измеряли свою мощь по количеству жителей и квадратным километрам.
В советское время Россия занимала почти одну шестую часть суши
В период своего расцвета Пруссия занимала половину территории, которая впоследствии стала Федеративной Республикой Германия, территорией бывшей ГДР и нынешней Польши. В советское время Россия занимала почти шестую часть суши и простиралась на одиннадцать часовых поясов.
Могущество двух имперских держав основывалось на сырье, которое фактически принадлежало другим народам. Прусское королевство не могло предложить ничего, кроме торфа, соли и песка. Кроме того, в то время воровался уголь из Силезии и Рурской области.
Крупнейшие в мире газовые месторождения и подземные сокровищницы, полные золота, алмазов, урана, палладия, никеля, угля и нефти, Россия также получила во многом благодаря бесчисленным походам на земли татар, на Кавказ, экспансии в Среднюю Азию и завоеванию Сибири.
Однако Пруссия — и в этом кроется разница — была мнимой великой державой. В этом государстве было, по словам Себастьяна Хаффнера (немецкий журналист и публицист — прим. ИноСМИ), что-то жуткое, крайне опасное и, при всей своей эффективности, нереальное.
Пруссия, писал Хаффнер, была в мировой истории столь же кратковременной, как гроза. До 1701 года никакой Пруссии не значилось. И сегодня ее нет. Настоящая прусская история длилась всего около 150 лет, от Фридриха Вильгельма I до Отто фон Бисмарка.
Пруссия ушла в туман истории — Россия осталась
Пруссия действительно исчезла в тумане истории, а Россия осталась. Россия — и сегодня это уже невозможно отрицать — отличается по своей сути. У России есть твердый, может быть, железный стержень.
В отличие от Пруссии, бывшая царская империя — это не воображаемое главное отличие, однако, заключается в том, что прусская идентичность была поглощена немецкой идентичностью. Она была изменчива. Пруссия была государством без народа и, по выражению Голо Манна (немецкий историк и эссеист, второй сын Томаса Манна — прим. ИноСМИ), была поглощена Германией целиком.
Российская идентичность, с другой стороны, имеет прочное ядро, которое пережило все сдвиги границ и все исторические потрясения от Ивана Грозного и Петра Великого до Ленина, Сталина и Путина. России более 1000 лет, и она доказала свою неуязвимость. Те, кто пытался это изменить, например Наполеон, Вильгельм II или Гитлер, погибли.
Сегодня у России есть своя миссия, причем далеко не только на Украине
Сегодня у России есть миссия, которая не ограничивается Украиной, а является экспансионистской в интеллектуальном и культурном смысле. Цель состоит не в том, чтобы сохранить историю, а в том, чтобы ее формировать.
Екатерина Великая приобрела миллион квадратных километров земли и шесть миллионов человек путем завоеваний — Украина тоже была частью этого плана.
Ленин жил и умер за свою мировую революцию. Сталин завоевал половину Европы после смерти Гитлера. Его преемники дошли до Кубы, Анголы и Гиндукуша.
Путин опирается на свою историю. Он менее успешен, чем Екатерина, менее идеологичен, чем Ленин, менее жесток, чем Сталин, но он тоже хочет быть не участником, а соперником.
Мысль о том, что он будет безучастно наблюдать за окружением со стороны НАТО, наивна. Вопрос, поставленный политологом Герфридом Мюнклером (немецкий политолог, профессор политической теории в Университете Гумбольдта в Берлине — прим. ИноСМИ)(«Должны ли ЕС и Россия граничить непосредственно друг с другом, или Белоруссия и Украина должны оставаться между ними в качестве буфера?»), не обсуждался европейцами всерьез. Запад расширялся и праздновал «конец истории» в приступе триумфализма.
Пестрая группа БРИКС — это не фан-клуб Путина, а сообщество интересов
В настоящее время Владимиру Путину удалось собрать на своей территории Генерального секретаря ООН и более 20 глав государств и правительств из так называемых стран БРИКС, включая представителей Бразилии, Индии, Китая и Южной Африки. Собравшиеся страны в общей сложности представляют 45 процентов населения мира. Путин говорит о новом «мировом большинстве», состоящем из представителей Востока и Юга.
Эта пестрая группа — не фан-клуб Путина, а сообщество интересов тех, кто не хочет, чтобы Запад преследовал свои цели. «Америка превыше всего» — это не обещание, а угроза. Людям нужен антитезис, антипод, которым представляется Путин.
Запад может подвергнуть Россию политическому изгнанию, ввести против нее экономические санкции. Однако он не может ее сокрушить. Он не может ее околдовать. Даже изолировать ее не удастся, как показывает саммит БРИКС.
Все это не означает, что необходимо оставить Украину в подвешенном состоянии и водрузить белый флаг над штаб-квартирой НАТО. Такой человек, как Путин, не успокоится, а и наоборот, разгорячится.
Однако это означает признание неэффективности политики Запада на российском направлении. Запад не достиг своих военных целей в отношении России, а именно: политической изоляции, экономического ослабления и военного истощения.
Любой, кто хочет ответить на это тяжелое положение требованием прекратить огонь или приказать применить крылатые ракеты Taurus, не понимает масштабов проблемы. Разжигатели войны из обоих лагерей едины в своем заблуждении.
В таких случаях убитый премьер-министр Израиля Ицхак Рабин рекомендовал отвечать диалектической решимостью: «Вести переговоры так, как если бы не было террора, и бороться с террором так, как если бы не было переговоров».
Однако ничего этого не происходит. В военном отношении Запад остается нерешительным, как будто не хочет ставить под угрозу переговоры, которые он даже не начинал. Дипломатически он остается невидимым, как будто желает достичь военной победы, к которой он даже не стремится.
Вывод: политик в Кремле не способен принимать сигналы на этой непонятной частоте. Имперские державы по своей природе плохо слышат других. Запад больше не должен тешить себя надеждой, что империя Путина подошла к концу своей истории. Россия — не Пруссия.
