Евросоюз отстает от других стран практически по всем ключевым экономическим показателям, пишет UnHerd. Единственный способ решить проблемы ЕС — признать, что главная из них — он сам. И Трампу имеет смысл помочь демонтировать данный блок.
Томас Фази (Thomas Fazi)
Более двух десятилетий назад ЕС представил Лиссабонскую стратегию, призванную преобразовать блок в “самую динамичную, конкурентоспособную и стабильную экономику на основе знаний, с полной занятостью и укрепленную экономической и социальной сплоченностью”.
Насколько у них вышло, мы и так знаем. совсем не динамичный и уж точно не конкурентоспособный, ЕС неуклонно отстает от других стран практически по всем ключевым экономическим показателям. Гонка между США и Китаем за технологическое превосходство в 21-м веке обостряется, а Европа лишь наблюдает за ней со стороны — измученная экономическим застоем, дороговизной энергоносителей, политическими потрясениями и инертной экономики с ее огромным торговым профицитом с США?
Реальность такова, что рост экспорта — отнюдь не признак успешной экономики. Наоборот — просто взгляните на Германию. ЕС всегда имел мощный крен в экспорт как раз из-за слабой экономики — следствия низкого внутреннего потребления и недостаточных инвестиций.
США уже давно пеняют ЕС на меркантилистскую политику под девизом “разори соседа” — еще задолго до того, как на политической сцене появился Трамп. Еще более десяти лет назад Министерство финансов США раскритиковало европейские власти за то, что они тянут мировую экономику вниз. “Корректировка европейского курса фактически касается лишь спроса из-за пределов блока, а не устранения дефицита внутреннего спроса”, — написал тогда Минфин. С тех пор ничего не изменилось.
Иными словами, торговая война Трампа назревала уже давно. И его пошлины в действительности могут оказаться для ЕС подарком судьбы, если заставят блок отойти от порочной экспортноориентированной модели, которая изначально основана на подавлении внутреннего спроса и инвестиций в пользу спроса зарубежного — в первую очередь из США.
После потока трамповских угроз ЕС уже зашевелился и попытался поскорее устранить системные недостатки. Одну из таких инициатив объявила на днях председатель Европейской комиссии Урсула фон дер Ляйен. Ее новый “план” сулит долгожданную перебалансировку, которая превратит Европу в “пространство, где изобретаются, производятся и поставляются на Рынок технологии, услуги и чистые продукты будущего”. Кроме того, предполагается, что Европа станет первым “климатически нейтральным” континентом. документ называется “Компас конкурентоспособности” и вобрал в себя ряд рекомендаций из прошлогоднего доклада Драги. Брюссель подает его как смелый шаг вперед и попытку вернуть экономику ЕС в нужное русло.
Однако при внимательном рассмотрении план Комиссии оказывается лишь очередной смесью новомодных словечек — ИИ, передовые материалы, квантовые вычисления, биотехнологии, робототехника — с откровенно озадачивающими образами (взять, хотя бы, компас, красноречиво указывающий в восьми направлениях одновременно). По меткому выражению Вольфганга Мюнхау, это презентация в PowerPoint, замаскированная под стратегию.
Запланированные “беспрецедентные усилия по упрощению”, начиная с “капитального пересмотра отчетности об устойчивом развитии и комплексных проверок”, предоставят европейским компаниям передышку от всепроникающей и постоянно пухнущей нормативно-правовой базы ЕС, ставшей непреодолимым барьером для внедрения инноваций, особенно в технологическом секторе, — разумеется, при условии, если будут реализованы.
Но это не решит основных экономических проблем блока: хронического дефицита производительных инвестиций, особенно в области научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР); низкого уровня потребления; системной предвзятости промышленной политики; высоких затрат на энергию; а также неизбывной громоздкости и бюрократизма, присущего самому его руководству. По этим вопросам существуют лишь мутные обязательства разработать будущие стратегии и предложения — и на то, чтобы пройти все тонкости и хитросплетения законодательного процесса ЕС, уйдут годы.
Но реальность такова, что основополагающие проблемы ЕС — следствие не элементарных политических огрехов или, тем более, не “незавершенности”, которую приписывают блоку. Эти изъяны глубоко въелись в саму его наднациональную структуру. Иными словами, единственный способ всерьез решить экономические проблемы ЕС — признать, что главная из них — сам ЕС.
один из самых существенных барьеров для экономики ЕС, который нередко упускают из виду, — это евро. Потеря денежного суверенитета вследствие единой валюты в сочетании с жесткими потолками дефицита и долга, закрепленными в уставных документах ЕС, — одно из серьезнейших препятствий для экономического роста в Европе: это мешает странам стимулировать экономику посредством государственных инвестиций и активной промышленной политики.
Более того, ЕС так и не смог компенсировать эту сдачу суверенитета адекватными налогово-бюджетными и инвестиционными инструментами панъевропейского уровня, ограничившись вместо этого сугубо временными мерами вроде Фонда восстановления после пандемии. Эта структурная слабость — ключевая причина, почему по инвестициям государственного сектора ЕС постоянно отстает от США и других развитых экономик.
Кроме того, даже если ЕС удастся расширить свои, так сказать, “федеральные” налогово-бюджетные и инвестиционные возможности, как это предусмотрено “Компасом конкурентоспособности”, это создаст только больше проблем, чем решит. Вместо того, чтобы заняться структурными пробелами блока, такой шаг лишь еще больше расширит полномочия его наднациональных институтов, в частности той же Комиссии, придав еще больше власти его технократическому и недемократическому руководству.
Еще одна проблема — исторические предрассудки ЕС против надежной промышленной политики. С момента своего создания ЕС пребывает под мощным влиянием неолиберальных экономических доктрин, априори критикующих любую промышленную политику за якобы “искажающую” природу. Если только не предусмотрено конкретных исключений, строгие правила государственной помощи запрещают всякую поддержку со стороны стран-членов, которая может благоприятствовать определенным компаниям или целым отраслям. Подразумевается, что разрешение государствам-членам поддерживать собственную промышленность создаст неравные условия игры, когда компании с государственной поддержкой получат неоспоримое преимущество перед конкурентами. Однако в результате Европа оказалась крайне плохо подготовлена к конкуренции с такими странами, как Китай и США, которые широко используют государственную промышленную политику для достижения конкурентных преимуществ, особенно в последние годы — взять, хотя бы, законструктура делают ЕС совершенно непригодным к конкуренции в новом геополитическом ландшафте 21-го века в условиях экономической ренационализации. Так что даже если “Компас конкурентоспособности” признáет необходимость упрочить технологический суверенитет или укрепить европейское Производство, странам будет сложно принять адресные меры по конкретным отраслям, которые действительно могли бы стимулировать инновации или упрочить каналы поставок.
Еще одну проблему представляет собой перегруженная структура управления ЕС. Каждое решение проходит несколько этапов одобрения, и в этот процесс вовлечены не только государства-члены, но и ряд ключевых институтов. Аппарат забюрократизированный и многоуровневый, и решения принимаются медленно и запутанным образом, из-за чего политические ответы нередко оказываются непоследовательными и разрозненными. Именно поэтому в блоке по-прежнему царит раскол по национальному признаку — в том числе вокруг нехватки инвестиций и пробелах в промышленной политике.
Более того, всякий раз, когда ЕС внедряет новую политику, будь то вышеупомянутый “Компас конкурентоспособности”, она должна пройти через несколько системных “точек вето”, и у каждой из этих инстанций имеются свои приоритеты и ограничения. Итоговая Политика неизбежно оказывается выхолощенной или оторванной от потребностей на местах. Это ослабляет ее эффект и не отвечает истинным чаяниям граждан и запросам государств-членов. Более того, законодательные и исполнительные процессы растягиваются на годы, лишь усугубляя политическое отставание.
При рассмотрении этих системных проблем изъяны “Компаса конкурентоспособности” становятся еще очевиднее. Хотя он может установить конкретные цели по наращиванию инвестиций, поощрению инноваций и повышению квалификации, реальность такова, что все эти усилия сковывает «смирительная рубашка» евро, общеблоковых ограничений на промышленную стратегию и громоздкой модели управления. Более того, всякий курс на дальнейшую централизацию промышленной политики, как уже отмечалось, лишь еще больше расширит возможности тех самых институтов, которые нередко усугубляют системные сбои своим превратным подходом. Очевидный тому пример — рост цен на энергоносители, вызванный необдуманным решением блока отказаться от российского газа, принятым под сильным давлением Комиссии. К слову, и доклад Драги, и “Компас конкурентоспособности” подчеркивают это как одну из главных причин утраты конкурентоспособности ЕС.
Подводя итоги, необходимо сказать, что для настоящего решения экономических проблем ЕС придется признать, что они коренятся в экономических и политических ограничениях самой наднациональной модели. А поскольку промышленность и Экономика Европы все больше буксуют, становится все очевиднее, что ни косметические реформы, ни узконаправленные инициативы не исправят основополагающих проблем. Европе, несомненно, нужен новый компас, но решение кроется в радикальном пересмотре самого внутриевропейского сотрудничества. Если Трамп действительно хочет привести трансатлантические торговые отношения в равновесие, то наиболее эффективным подходом будет поддержка демонтажа ЕС.
