Американцы нашли новый способ репродукции человека, пишет New Yorker. Генетический материал будут получать из клеток кожи. Таким образом, детей смогут завести люди, вышедшие из фертильного возраста, пациенты с бесплодием, а также гомосексуальные пары, отмечает автор.Эмили Уитт
Первая часть
На следующее утро после визита в Conception я встретилась в отеле Сан-Франциско с Дженнифер Гаррисон (Jennifer Garrison), неврологом и доцентом Центра репродуктивного долголетия и равенства. Эта светловолосая женщина лет 45 является одним из главных критиков распространенных представлений о женском репродуктивном долголетии. Ее часто цитируют в СМИ и приглашают на конференции с лекциями по этой теме. Она была консультантом в изучающих IVG компаниях, но считает его лишь кусочком большой головоломки женского репродуктивного неравенства. “Если подвести итог тому, что мы делаем, старение женской репродуктивной системы нужно синхронизировать со старением остального организма, — сказала она, когда мы проезжали по окутанному туманом мосту Золотые ворота. — Если получится, последствия для общего здоровья, не говоря уже о фертильности, окажутся удивительными и глубокими”. Менопауза не просто сигнализирует о прекращении фертильности, но и негативно сказывается на здоровье костей, сердечно-сосудистой, когнитивной и иммунной функций, а также вызывает увеличение веса, депрессию, бессонницу, низкое либидо и другие проблемы.
Пока мы ехали, Гаррисон посетовала на то, что дождь портит весь вид. Мы ехали в Институт Бака по исследованиям старения, расположенный на вершине холма в природном заповеднике городка Новато в округе Марин, где по близлежащим полям бродят олени и дикие индюки. Центр репродуктивного долголетия и равенства открыли здесь в 2018 году благодаря пожертвованию в размере шести миллионов долларов из фонда юриста, предпринимателя и инвестора Николь Шанахан (Nicole Shanahan), которая тогда была замужем за соучредителем Google Сергеем Брином (они расстались в 2021 году).
Шанахан не было еще и 30, когда ей диагностировали синдром поликистозных яичников, и с Брином они пытались создать эмбрион посредством ЭКО с дальнейшим замораживанием. Ее сочли неподходящим кандидатом и почти убили надежду стать матерью. Когда два года спустя она забеременела естественным путем, то не сочла это счастливой случайностью; наоборот, ее взбесили полученные рекомендации, и она начала задаваться вопросом, почему эта тема так плохо изучена. Шанахан сказала, что рассматривает продление репродуктивного долголетия как “естественное и необходимое развитие движения за права женщин”. В 2020 году она профинансировала дочерний центр в Сингапуре (многие страны и регионы с самыми низкими показателями рождаемости находятся в Азии.)
Бóльшая часть биологии женского репродуктивного старения по-прежнему остается «черным ящиком»: по словам Гаррисон, не существует никакого таймера или сигнала, который знаменовал бы начало снижения репродуктивной функции, поэтому менопауза наступает у всех в разном возрасте. Мы имеем лишь слабое представление о том, как старение яичников связано со старением остальных органов, хотя ранняя менопауза коррелирует с сокращением продолжительности жизни женщины. В настоящее время не существует ни одного надежного биомаркера, который подсказывал бы женщине, сколько яйцеклеток у нее осталось.
Исторически сложилось так, что исследования в области женского здоровья получают недостаточно финансирования. Большинство контрацептивов и методов лечения бесплодия разработали еще в прошлом веке, и с 1980-х инноваций было мало. Исследованиям в данной области также препятствовали политические споры, связанные с абортами, контрацепцией, тканями плода и “личностностью” эмбрионов. До 1993 года закон не требовал от женщин участия в финансируемых правительством клинических исследованиях, поэтому многие лекарства и дозировки до сих пор оптимизированы под мужской организм. Исследование 2021 года под названием “Гендерное неравенство в финансировании заболеваний Национальными институтами здравоохранения США” показало, что «почти в трех четвертях случаев, когда заболевание поражает преимущественно представителей одного пола, схема финансирования благоприятствует мужчинам».
Шанахан выступает против поддержки индустрии искусственного оплодотворения и исследований в данной области, считая, что они обходят куда более необходимые исследования для понимания причин бесплодия. Она возглавляет инвестиционную фирму Planeta Ventures и фонд Bia-Echo, которые поддерживают развитие прецизионной медицины, практику введения в рацион дополнительных веществ, а также диагностических инструментов, которые, как она надеется, дадут людям гораздо лучшее представление о том, когда, как долго и почему они могут забеременеть, без отсылок к среднему показателю по населению. “Думаю, нам не хватает довольно крупной категории медицинских услуг, — сказала она. — Многие клиники ЭКО имеют финансовые стимулы предлагать вам замораживание яйцеклеток и гаметогенез «в пробирке», но не другие услуги по лечению бесплодия”.
Гаррисон с этим согласна и даже называет замораживание яйцеклеток “варварством”. Она утверждает, что частная коммерческая индустрия ЭКО маскирует пренебрежение под инновации. “За последние 40 лет на исследования в этой отрасли было вложено огромное количество потребительских долларов и государственных субсидий, и не только в нашей стране, — сказала она. — Если бы хоть крошечная часть этих денег пошла на то, чтобы ответить на некоторые из главных вопросов, нам с вами не о чем было бы сейчас говорить”.
После перерыва, посвященного разглядыванию под микроскопом червей-нематод в лаборатории, мы с Гаррисон изучили график средней мужской — где показатель почти не меняется до конца жизни — и женской фертильности, где в середине четвертого десятка кривая начинает движение вниз. “Ненавижу этот график”, — сказала Гаррисон. Во-первых, объяснила она, он не отражает присущую многим женщинам гораздо более “беспокойную” траекторию с колебаниями фертильности и бесплодия. По ее мнению, женщинам не повредил бы какой-нибудь способ контролировать возрастные интервалы фертильности, но график вместо этого свидетельствует лишь о неумолимости.
Она размышляла над другим подходом. “Что, если не сдвигать возраст менопаузы, но вплоть до ее наступления яйцеклетки будут оставаться здоровыми без этого пятнадцатилетнего периода повышения риска выкидыша, анеуплоидии, врожденных дефектов и бесплодия? Что, если бы мы могли просто это исправить?”
